— Харрисон, — произношу я низким голосом. — Перезвони мне. Мне нужно большое одолжение.
Кладу трубку и иду обратно, нахожу сигареты, которые купил в баре, а потом выхожу к задней двери, чтобы насладиться ими. Щелкаю зажигалкой и делаю глубокую затяжку. После выпускаю дым, и немного комфорта и успокоения наполняет мои вены. Я иду к знаку, в который стреляла Саша, и когда добираюсь туда, оборачиваюсь и смотрю на крышу. Ее там нет. Может, вернулась в постель. Может, расхаживает по комнате, взвешивая свои накопившиеся моменты. Обдумывает свои варианты — ступить на мост или нет.
Я щелкаю зажигалкой возле знака, так как луна скрылась за облаками, и стало темнее.
Вижу только серебристую поверхность и понимаю, что смотрю на обратную сторону таблички, поэтому обхожу столб. Забора нет. Есть только столб в земле, который смотрит на пустыню.
Но на табличке, и правда, есть послание. Оно гласит: «Я пристрелю каждого», а посередине таблички дырка от пули.
Саша чертовски хороший стрелок.
Телефон начинает вибрировать в штанах, и я позволяю сигарете свисать на губах, пока выуживаю его из кармана и нажимаю на зеленую иконку.
— Да, — произношу я.
— Какое одолжение тебе нужно? — спрашивает Харрисон.
— Ты все еще в Вегасе?
— Ага. До завтра. А что?
— Нужно, чтоб ты забрал кое-что в Колумбии.
Его смех настолько громкий, что мне приходится убрать телефон от уха.
— Я не перевожу наркотики, урод.
Я делаю затяжку сигаретой и выпускаю дым.
— Никаких наркотиков, дятел. Я собираюсь отдать тебе приказ забрать кое-что, но мне нужно это завтра ночью. Ты сможешь сделать это или нет?
— Чувак, — произносит он, смеясь, — из-за этой поездки придется попотеть, мягко говоря. Это выльется тебе в копеечку.
— Деньги не проблема. Мне просто нужен этот сверток. Завтра ночью. Доставить в округ Ориндж.
— Смогу, но ты будешь должен мне больше, чем просто деньги.
— Ничего меньшего я и не ожидал. Вскоре жди деталей. До связи.
Я нажимаю «окончить вызов» и тут же набираю другой номер. Несколько раз происходит переадресация вызова и каждый раз сопровождается щелчком, которые обычно встревожили бы меня тем, что меня могли прослушивать. Но только так можно поговорить с Роберто.
— Алло, — произносит женский голос. — Роберто Морено Дисеньядор.
— Это Тет. У меня есть заказ, и завтра я пошлю кое-кого для передачи.
— Да, сэр, — отвечает она, без проблем переключаясь с испанского на английский. — Чем я могу вам помочь?
Я рассказываю о своей просьбе. Ничего особенного, по крайней мере, для Роберто. Но их не продают здесь в штатах. Во всяком случае, такого калибра. И мне нужна его лучшая работа. Я заканчиваю звонок, пишу Харрисону сообщение и иду на поиски Саши.
— Заходи, — тихо отвечает она после моего стука в дверь. Я открываю ее. Саша скрутилась в кресле в углу комнаты все еще с пистолетом в руках, который я ей дал. — Быстро ты, — произносит она, зевая. — Надеюсь, это не какая-нибудь чокнутая идея, в которой я умираю.
— Ну, дашь мне знать, как все закончится, хорошо?
Она пялится на меня несколько секунд, и я почти вижу, как от вопросов вращается ее мозг. Задаст ли она их? Будут ли у меня на них ответы?
Не думаю. По крайне мере, пока.
— Священный Обруч или что-то вроде этого.
— Что? — я трясу головой от ее догадки.
— Это то место, куда собирался забрать меня мой отец. Что-то связанное со Священным Обручем. У него было какое-то особое разрешение подняться с некоторыми друзьями среди коренных американцев, потому что обычно это место закрыто для публичного просмотра во время летнего солнцестояния.
— Прости, ребенок. Я понятия не имею, о чем ты.
— Это неважно, — отвечает она. На лице нет ни единой эмоции. — Кому какое дело до такого рода вещей, — она отворачивается от меня, сворачиваясь своим маленьким тельцем в кресле, будто замерзла. Но это пустыня. Здесь до сих пор почти двадцать шесть градусов по Цельсию, хотя уже и глухая ночь. Ее поза — просто еще один защитный механизм от всей боли. Не физической. Ей немало досталось сегодня. Но боль, из-за пропуска путешествия с ее отцом, не излечишь таблеткой.
Не так легко, по крайней мере.
— Эй, — произношу я после того, как ее глаза остаются закрытыми на протяжении нескольких минут. — Дурацкие Священные Обручи — единственное, что важно, Саша. Как насчет… как насчет того, что я дам тебе обещание… когда все это закончится.
— Какое обещание?
Ее вопрос, кажется, вырвался машинально, потому что она не заботится даже, чтобы открыть глаза.
— Я отвезу тебя в то место. Мы найдем его, и я отвезу тебя туда.
По ее лицу начинают скатываться слезы.
— Уже слишком поздно. Солнцестояние сегодня. Я пропустила его, и больше не хочу туда ехать.
Мне нечего на это ответить. Разве их убедишь? Детей, я имею в виду. Это то, что делают родители? Убеждают их, что они и вправду хотят поехать, что они просто ведут себя как… ну… дети?
Или верят им на слово?
Я не уверен. Поэтому просто встаю и ухожу. Это кажется трусливым шагом с моей стороны, но на хер все. Я — не ее отец. Она — не мой ребенок. И не моя проблема.
Она — мое решение, и больше ничего.
— Нам нужно было уехать прошлой ночью, — ноет Саша.
Богом клянусь, если этот ребенок будет жаловаться всю дорогу до Хантингтон-Бич, я не отвечаю за последствия. Уже этим утром она жаловалась на отсутствие завтрака и на то, что у нее нет чистой одежды, и на боль в теле.